– Пьем-пьем, – успокоил Каменная Башка, – продолжай.
Рыжебородый провел рукой по собравшемуся мрачными складками и покрытому испариной лбу и снова заговорил:
– Однажды ночью я нес вахту и вдруг увидел его. Сам не знаю, что тут со мной приключилось. Будто красная пелена упала перед глазами, и я схватился за кортик.
– И ты убил его?
– Перерезал горло.
– И правильно сделал! – одобрил Каменная Башка.
– Пришлось мне бежать из Франции, не то бы меня вздернули на рее. – Судорожно схватившись за кружку и опрокинув в глотку ее содержимое, палач заметил глухо: – Может, так было бы лучше. Тогда бы меня не ожидал нынешний бесславный удел презираемого всеми изгоя. Поверишь ли, я не осмеливаюсь шагу ступить из этого дома иначе как в сопровождении роты мушкетеров, чтобы меня не растерзала толпа.
Замолчав, он принялся набивать табаком глиняную трубку.
– Продолжай, земляк, – призвал Каменная Башка.
Палач выпустил в воздух облако едкого дыма и повел дальше горестную повесть:
– На этом мои несчастья не закончились. Должно быть, я рожден под несчастливой звездой. Бежав через Ла-Манш, я завербовался во флот короля Георга. Англичане отчаянно нуждались в рекрутах, а потому не задавали лишних вопросов, не пытались выяснить, кто я такой и откуда. Но злой рок по-прежнему преследовал меня. Я служил на «Эссексе» и однажды ночью во время шторма сбросил с верхушки фок-мачты старшего марсового, не в силах выносить его издевательства. Меня приговорили к двадцати годам каторги. Тогда-то я и согласился исправлять нынешнее свое позорное ремесло. Когда вы постучали в мою дверь, я как раз занимался приготовлениями к тому, чтобы совершить казнь над одним английским джентльменом.
– Каким? – хором спросили друзья, вскочив из-за стола.
– Неким сэром Уильямом Маклелланом. Вчера я получил приказ повесить его.
– Повесить баронета?! – взревел Каменная Башка. – Нашего капитана?!
– О чем это ты?
– О том, что приговоренный – наш капитан!
– Капитан вашего корабля?
Конец фразы потонул в оглушительном грохоте, который сделал неразличимыми все прочие звуки. То был синхронный залп четырех мортир корвета.
– Слышишь? – приосанился Каменная Башка.
– Я же не глухой, – с усмешкой отозвался палач.
– Это палят пушки с корабля сэра Уильяма. Его корвет, прорвав английскую морскую блокаду, встал на якорь в водах Мистики.
– Вот оно что… Жаль, что придется казнить этого храбреца в форте Джонсон.
– Что еще за форт?
– Он расположен напротив Чарльзтауна.
– Разве капитана не содержат здесь, в Оксфордской башне?
– Его уже перевезли в форт. Боятся, как бы американцы его не отбили.
– Так нашего капитана здесь уже нет?! – в один голос воскликнули удрученные моряки.
– Ну да. Придется мне ехать в форт, чтобы его повесить.
– Когда? – с дрожью в голосе спросил Каменная Башка.
– Послезавтра утром. Таков приказ.
– Каменная Башка, – недоумевал юный марсовой, – можешь ты мне объяснить, зачем его потащили в форт Джонсон, когда запросто могли повесить и здесь?
– Да потому, дурья твоя башка, что маркиз не смеет повесить единокровного брата на глазах у леди Мэри. Думаешь, никто не знает, что наш капитан – родня Галифаксу?
– Так все эти слухи – правда? – вмешался палач.
– Какие еще слухи?
– Толкуют, будто приговоренный – брат маркиза Галифакса.
– Так оно и есть. Только маркиз был рожден в законном браке от знатной шотландской дамы, а баронет – внебрачный сын французской дворянки.
– И этот мерзавец решил вздернуть собственного брата?
– Да, после того как похитил его невесту.
– Каков подлец!
– Точнее и не скажешь.
– Но за что?
– Пару ночей назад баронет пробрался в Оксфордскую башню, чтобы вызволить оттуда свою похищенную невесту. Там он столкнулся с маркизом и бился с ним на шпагах. Это был честный поединок. Баронет наказал подлеца по заслугам.
– Что ж, – задумчиво произнес палач, поднявшись из-за стола и взяв в руки веревку, – похоже, придется мне расстараться для вашего капитана, хотя, быть может, из этой затеи ничего путного и не выйдет.
Моряки с ужасом глядели на роковую петлю.
– Вы меня понимаете? – спросил палач, заметив, что его гостей сковало горестное оцепенение, и объяснил: – Когда палач желает спасти приговоренного или, скорее, оттянуть его гибель на несколько дней, он делает надрезы с внутренней стороны веревки, чтобы она тут же оборвалась под весом осужденного.
– И что тогда? Разве его не вешают снова? – взволновался боцман.
– Нет, – успокоил палач. – Его под конвоем ведут обратно в тюрьму, где он ожидает новой казни.
– А ты не шутишь, земляк?
– Я же бретонец! – возмутился рыжебородый. – На моей совести много грехов, но я не способен казнить человека, который дышал воздухом моей родины и грелся под ее солнцем. Я столько лет провел вдали от родного края! Столько лет я не видел французской земли! Будь проклят негодяй, что загубил мою жизнь и обрек на вечное изгнание!
И палач вскочил, потрясая кулаками. Борода его растрепалась, глаза горели. Могучее тело сотрясали рыдания. Это неподдельное горе проняло даже сурового боцмана, который сочувственно похлопал изгнанника по плечу:
– Ну же, земляк, забудем прошлое. Я обещаю, что ты еще увидишь родную Бретань.
– У меня там остались отец и две сестры, которых я не видел вот уже семь лет.
– Вы снова встретитесь, даю слово! Франция многим обязана моему капитану. Думаю, Людовик Шестнадцатый не откажет, если баронет попросит тебя помиловать.