– Естественно, сэр Уильям, – кивнул полковник.
– Что ж, не важно. Мы пробьемся, проникнем в город по подземному ходу, чего бы это ни стоило. – Корсар в волнении провел рукой по нахмуренному лбу. – Кто бы мог подумать, – в гневе воскликнул он, – что единокровный брат опустится до того, чтобы украсть мою невесту! И все-таки, полковник, именно это он и сделал.
– Как, разве вы сын маркиза Галифакса? – удивился американец.
– Да, оказавшись во Франции, мой отец – он к тому времени остался вдовцом – полюбил девушку дворянского рода, юную и прелестную. Она ответила ему взаимностью. Я родился в самый разгар Фландрской кампании. Отец мой пал на поле боя. Ненадолго его пережив, вскоре скончалась и матушка, оставив меня сиротой и завещав мне замок в Турени и обширные земельные владения. Меня растил старый слуга, бывалый рубака, который ловко орудовал клинком. Со временем родные места стали мне ненавистны, и я уехал в Бретань, где владел небольшим поместьем на морском берегу. Уже в пятнадцать я был опытным моряком, к тому же неплохо управляющимся со шпагой. Сколько раз я водил баркасы контрабандистов! Сколько раз во время войны гнал испанцев до самого Бискайского залива!
В двадцать пять я на своем «Громовержце» прогремел на весь Ла-Манш. Корвет мой ходил под французским флагом. Однажды, когда я вернулся в свое шато после долгого морского путешествия, меня посетил некий английский джентльмен. Ему было поручено передать мне бумаги от маркиза Галифакса.
В ту пору я почти ничего не знал об отце и не догадывался, что у него есть еще один сын, от первой супруги, герцогини Аргайлской. Я получил от маркиза королевский указ, дарующий мне, согласно последней воле отца, титул баронета. Теперь я должен был именоваться сэром Уильямом Маклелланом и в качестве такового приглашался оставить французские берега и посетить маркиза в его замке Аргайл, на одном из Гебридских островов. До тех самых пор я не сомневался, что в моих жилах течет лишь французская кровь.
В фамильном замке брат дал мне понять, что я не должен поднимать оружие против родины отца.
Слава удачливого корсара, опередив меня, уже распространилась по всей Англии, корвет мой хорошо знали на английских берегах. Я дал согласие более не возвращаться во Францию и не воевать против новой родины, но остался в море – уже под британским флагом.
Так минуло несколько лет. Зимой, когда на Гебриды обрушиваются свирепые бури, я возвращался в свое гнездо, надежную и глубокую бухту у замка Аргайл. Во время одного из таких визитов я встретил леди Мэри Уэнтворт, знатную шотландку из рода герцогов Лорн. Я полюбил ее с первого взгляда. Она, знавшая меня как отважного корсара, разделила мои чувства.
Как мне предстояло убедиться, уже тогда маркиз Галифакс пленился нежным блеском этой северной жемчужины. Он не сомневался, что какой-то бастард не сможет с ним тягаться. И что же? Корсар победил. Наш союз казался решенным делом. Увы, я не ведал тогда, что так называемый брат без ума от моей невесты.
Мэри Уэнтворт открыла мне сердце лунной ночью на морском берегу, и скоро все было готово к свадьбе.
О, эта ночь!.. Обнявшись под луной, мы прислушивались к шуму волн. Вы, полковник, никогда не бредили морем. Вам не понять его великой поэзии. Божественные звуки…
Сэр Уильям, в сильном волнении шагавший по каюте, резко остановился, положил левую ладонь на рукоять сабли и продолжил дрогнувшим голосом:
– Я поплыл в Эдинбург за подарком для невесты. Да будет проклят тот день! Недельное путешествие разрушило мою жизнь.
– Но как? – спросил полковник Молтри.
– Семи дней маркизу оказалось достаточно, чтобы совершить самое подлое предательство.
Капитан вновь замолчал.
– Мистер Говард, – обратился он к помощнику, – налейте мне выпить. Горло так и пылает.
Старший помощник достал из поставца три бокала и, откупорив бутылку, полную янтарной жидкости, разлил вино по бокалам.
Корсар залпом опустошил бокал, несколько мгновений, не говоря ни слова, глядел на пенистые гребни позади корвета, а потом резко обернулся к гостю.
– Он похитил ее у меня, – прорычал капитан. – Похитил за пять дней до моего возвращения! И уплыл в Америку вместе с генералом Хау, которого поставили командовать немецкими наемниками, набранными в княжествах Гессен и Брауншвейг.
– Негодяй! – вскричал полковник.
– Не могу вам передать, что тогда со мной сделалось. Узнав, что войска генерала Хау отправлены в помощь бостонскому гарнизону, я сразу же собрал своих людей и отплыл за океан. Мы совершили безрассудный бросок через Атлантику, но, дойдя до Бермуд, узнали, что англичане уже достигли суши, а американские войска осаждают город. Отрекшись от новой родины, я снова стал корсаром и теперь утоляю жажду мести, сражаясь с кораблями, которые ходят под ненавистным мне британским флагом. И вот появляетесь вы, полковник, и я узнаю, что уже несколько дней леди Мэри Уэнтворт принуждают выйти за маркиза и она полагается лишь на меня. И я проникну в Бостон во что бы то ни стало!
Закончив говорить, он неожиданно склонился к открытому иллюминатору, сквозь который в каюту проникали солнечные блики:
– Черт! Пушечный выстрел! На мостик! Живо!
Когда все трое выбрались на палубу, корвет уже развернулся и теперь снова держал курс на американские берега. Поднявшийся ветер раздувал паруса, и судно шло со скоростью восемь-девять узлов в час.
Команда собралась на палубе и оживленно переговаривалась.