– Чтобы я да сбежал? Выгляни наружу и попробуй ступить на мостик. От такого зрелища у меня мурашки по коже.
Выставив перед собой топор, марсовой сделал несколько шагов вперед, но тут же бросился обратно в трюм.
Ни один храбрец не осмелился бы идти дальше.
Ужасное зрелище открылось глазам юного марсового. Вся палуба кишела акулами, переброшенными волнами через фальшборта. Щелкая огромными челюстями, они беспорядочно бились на палубе, колотя хвостами о мачты и брашпили, вдребезги разбивая бочки и сбрасывая их в море, будто невесомые соломинки.
– Видал, Малыш Флокко? – спросил Каменная Башка.
– У меня чуть сердце не остановилось!
– Не будь неженкой! Мы прогоним этих мерзавок! Не забывай, у нас еще есть английские карабины!
– Да, два, – сказал немец. – Я успел спасти наши боеприпасы.
– Тащи их сюда, – распорядился Каменная Башка. – Скажи мне, Малыш Флокко, видал ли ты когда-нибудь что-либо подобное?
– Ни разочка!
– Как насчет тебя, Ульрих?
– Нет, папаша.
– Вот и я не видал. Может, деду и доводилось видеть нечто подобное в одном из своих рейсов…
– Уж он бы тебе рассказал!
– Я был слишком маленьким, к тому же меня куда больше занимала наша семейная трубка!
– Да катись ты к черту со своей трубкой!
Немец вернулся с двумя заряженными карабинами. Каменная Башка схватил топор – наиболее подходящее оружие для его огромных ручищ, а остальные взяли по аркебузе. Вооружившись, они снова высунулись из люка.
Дюжина акул билась на палубе, разбивая морды о рангоут. Чудовища потеряли столько крови, что палуба стала походить на мясную лавку. Нескольким акулам удалось уйти обратно в море.
– Пробежимся до фок-мачты, – сказал Каменная Башка. – Берегитесь, чтобы они вас хвостами не задели.
Дождавшись удобного момента, они бросились вперед к носовой части судна, то и дело отпрыгивая в сторону, чтобы избежать столкновения с огромными морскими чудовищами. Удачливые друзья невредимыми добрались до марса фок-мачты. Вся верхняя ее часть во время шторма рухнула в океан вместе с реями и парусами. Тем временем волны продолжали бросать на палубу акул, а те – биться в поисках спасения.
Оказавшись в безопасности, Каменная Башка поглядел на бушующий океан, гадая, что же стряслось с фрегатом.
– Ничего не вижу! – потрясая кулаками, воскликнул он. – Проклятый корабль испарился!
– Может быть, его разбило о скалы? – сказал юный марсовой. – Я сожалею о нашей юной госпоже.
– Кто знает, что произошло? Весь юг окутан туманом, – отозвался боцман. – Может быть, фрегат и не разбился. Возможно, его отнесло дальше… Позаботимся лучше о себе! Готов, Ульрих?
– Да, папаша, – вскинув карабин, ответил немец. – Я покашу этим поганым рыбам!
– Ты тоже стреляй, Малыш Флокко. Топор и кортик сейчас, боюсь, не годятся. В другой раз прихвачу с собой абордажное орудие.
Тем временем четыре или пять акул вновь оказались в море, однако на палубе их все равно оставалось так много, что и речи не было о том, чтоб спуститься.
Первый же выстрел Ульриха попал в цель, загнав свинцовую пулю под толстую шкуру акулы. В следующие полчаса юноши, состязаясь в меткости, без промаха разили огромных рыбин. Раненые акулы высоко подпрыгивали, разбивая морды о фальшборт, и последним усилием падали в море. Но одна тяжелораненая акула все еще билась на палубе.
– Эх вы, горе-стрелки, неужто мне самому придется спуститься и прикончить эту мерзавку топором? Что на тебя нашло, Ульрих? Будь у тебя бутылочка пива, ты и стрелял бы лучше, верно?
– Конечно, папаша, – отвечал немец.
– Могу предложить только надтреснутую трубку. Хочешь подымить немного?
– Хочу, папаша.
– Ульрих, – сказал юный марсовой, – смотри не сломай древнюю реликвию! Ее еще дед Каменной Башки курил, она черт знает из каких краев!
– Из Малой Азии, осел ты этакий! – воскликнул боцман.
– Наверное, принадлежала какому-то турецкому султану?
– А ты как думал!
– Так-то, Ульрих! Будешь курить трубку, принадлежавшую самой худшей каналье на всем свете!
– Да что ты знаешь о турках? – вскипел боцман.
– Мой дед…
– Это которого на кол посадили в Негропонте?
– Да я уж и не помню! Помню только, что погиб он где-то в Турции, и не самой легкой смертью.
– Дай-ка мне лучше карабин. Надоело глядеть, как вы стреляете.
– Так взял бы топор и спустился на палубу! Твой дед уж точно не сидел бы тут без дела, ехидничая над нашими выстрелами.
– Тысяча колоколен! Ты обвиняешь меня в трусости?! Это меня-то, бретонца из Иль-де-Ба? Да я знаешь сколько акул перебил в свое время! Держи карабин, я спускаюсь.
– Каменная Башка, ты что, совсем спятил?
– Постой, папаша! – воскликнул немец.
Однако бретонец уже начал спускаться по линю, прижав к себе топор. К счастью, ему предстояло сразиться всего с одной акулой, из раны которой фонтаном хлестала кровь.
– Папаша! С ума сошел! – прокричал Ульрих.
– Совсем рассудка лишился! И все из-за старой трубки! Посмотрим, что он собирается делать.
Боцман спрыгнул на палубу и с топором наперевес решительно пошел к акуле. Та уже не подпрыгивала, а обессиленно вытянулась между обрубками грот- и фок-мачты, клацая острыми зубами. Все вокруг было залито кровью.
Неустрашимый боцман без колебаний бросился на акулу, сначала обрубив ей кусок хвоста, а затем раздробив череп мощным ударом топора. Судно качнуло, и раненое чудовище, забившись в предсмертных судорогах, упало в океан.
– Что на это скажешь, Малыш Флокко? – спросил боцман, потрясая окровавленным топором.